12 белых грибов

А как старец любил природу! Как-то трояко он ее любил: как любят ангелы, дети и мудрецы. Когда он гулял с нами по лесу, мы чувствовали силу его молитвы, забывая все земное. Будто ангельский чин окружал нас. Старец мало говорил, находясь среди природы, а если что и скажет, то с такой детской радостью и простотой, что земной возраст исчезал.

Как-то раз идем мы по лесу, старец и говорит: “Хорошо бы нам белых грибов найти, да что-то ни одного сегодня нет. Попрошу Господа, чтобы послал сразу по числу апостолов 12 белых грибов, а в середине чтобы стоял самый красивый и большой белый гриб. Чтобы эта группа напоминала нам Спасителя с учениками Своими”.

Мы шли, шли и все грибов нет. Лицо старца сияло, он весь был в молитве. Через полчаса мы, к удивлению нашему, наткнулись на замечательно красиво расположенные белые грибочки. В середине необыкновенной красоты и величины большой белый гриб и вокруг него 12 белых же, но небольших грибов, тоже крепких и хороших. Старец взглянул, улыбнулся и сказал: “Прости, Господи, что мы, как дети, Тебя попросили, а Ты милосердный и в этом нас утешил”.

Природа для старца была книгой святых Божьих откровений. Иногда, взглянув на небо, на цветок, старец открывал нам, как мудрец, тайну любви в Троице единого Бога к нам многогрешным.

Не опишешь всего о старце, столь много он дал нам и жизнью своей, и наставлениями, и молитвой.

Иногда старец ночью вставал, наливал из водопровода в пустые бутылки воды и начинал потихоньку, чтобы никто не слышал и не видел, мыть пол в своей келий после ухода посетителей. Наутро Грушатка, придя к старцу, набрасывалась на него: “Что это ты, совсем больной, а пол, видно, всю ночь мыл? Да я в четверть часа лучше тебя вымыла бы”.

Грустно старец взглянул на келейницу и смиренно заговорил: “Ты так не вымоешь пол, как мою я, ведь я знаю, кто приходит ко мне, и иногда я молитвенно отчитываю некоторых, о других же молюсь глубоко, глубоко, очищая грязь на полу и прося Господа, чтобы они так же очищали грязь со своих душ, чтобы воскрес в них Христос, чтобы храм души их светился ярче солнца всеми добродетелями. Мне нелегко мыть пол, и с болью нагибаюсь, и мою с болью, пусть же и они не боятся трудностей, уничтожая в себе все неугодное Господу. Я и плачу об этих душах, и молюсь о них, и водой со своими слезами оттираю пол… Если мне иногда и такая молитва о них нужна, то что же ты нападаешь на меня? Я и о своих грехах плачу и готовлю себя к переходу в вечность”.

Четки - тоже телефон

Наконец слег наш старец. Разболелся так, что не было надежды на его выздоровление. Радостно готовился он к переходу в вечность, и было ему возвещено, что он через несколько дней умрет. Отходную прочел себе старец, пасхальный канон едва слышным голосом пропел и вдруг почувствовал сердцем, что он очень нужен владыке Трифону и что Господь продлит его жизнь, даст отсрочку.

“Что это? Почему? — молитвенно вздыхал старец,— почему я так нужен владыке Трифону? Вызову-ка я его к себе. Пусть он сам скажет, в чем тут дело”.

И вот старец берет свои четки, прикладывает их ко лбу и в присутствии своей квартирной хозяйки Евл. Г. П. говорит: “Пусть эти четки будут мне сейчас телефоном. Друже мой, Трифон, приходи ко мне сейчас же, я умирать собрался, а сердце говорит, что для тебя я еще нужен. Приходи, побеседуем с тобой”.

Хозяйка, с насмешкой смотря на старца, говорит ему: “Ну для чего вы чудите и юродствуете? Четки телефоном называете, ребенка из себя какого-то разыгрываете? Кто вас услышит? Да если бы вы и по настоящему позвали к себе митрополита Трифона, и то он к вам не поедет”.

“Я вызвал его. Увидим, что будет”,— кротко сказал старец.

Через полчаса раздался звонок. Открыли. Приехал иподиакон от митрополита Трифона с тем, чтобы предупредить, что сейчас приедет к старцу митрополит, что он уже выехал.

Удивлению хозяйки не было предела.

Весьма трогательно было свидание старца. Митрополит Трифон со слезами на глазах молился о выздоровлении о. Зосимы, в схиме Захарии, причем говорил так: “Ты нужен мне, да продлит Господь тебе жизнь, чтобы ты после меня перешел на тот свет, чтобы ты помолился за мою душу, когда полетит она по мытарствам. Встань, старец, встань, поисповедуй меня”,— говорил митрополит Трифон.

— Не могу, родной владыко, не могу головы поднять с подушки, не могу…

— Встань, за послушание.

С трудом поднялся старец и, поддерживаемый владыкой Трифоном, подошел к иконам, поисповедовал своего дорогого гостя и опять лег. Ему стало хуже.

Митрополит, обливаясь слезами, просил Владыку мира Господа нашего Иисуса Христа исцелить старца. Все сердце владыки Трифона устремлялось к Господу, его молитва была пламенна и горяча. Он молил и Царицу неба и земли, чтобы Она, Пречистая Богородица, умолила Сына Своего дать отсрочку смерти старца Зосимы, чтобы старец за чудо встал бы и чтобы окреп настолько, чтобы ему послужить церковную службу соборно с ним (митрополитом).

Простились они. Бледный как мертвец лежал на своей кровати старец.

Владыка Трифон, глубоко тронутый послушанием и любовью старца, но и глубоко взволнованный его тяжелой болезнью, от старца поехал в церковь Большого Вознесения, где он должен был служить.

По окончании Богослужения владыка Трифон обратился с речью к народу: “Братия и сестры, прошу вас, помолитесь за болящего старца Зосиму. Его не все здесь знают, но я скажу вам, кто он такой… В молодости я служил в Петербурге в сане архимандрита и был в таком ужасном состоянии, что хотел снять свой сан и начать совсем другую жизнь, но мне предложили познакомиться с одним послушником из Троице-Сергиевой лавры, который приехал в Петербург по сбору, что это не простой человек. Для вас, говорили, он будет небезынтересен. Я выразил свое желание познакомиться. И вот, после проведенной ночи с ним в беседе, наутро мои мысли и чувства стали совсем другие. И благодаря этому старцу вы видите перед собой старого, дряхлого митрополита Трифона…”.

После этого весь народ пал на колени и митрополит отслужил молебен о здравии тяжело больного старца Зосимы (в схиме Захарии).

О, как прилежно и горячо молился владыка! “Ведь это наставник мой,— говорил он,— который дал вам митрополита Трифона, ведь это он вывел из тьмы искушений мою душу и дал ей свет и силу любви. Теперь он лежит на смертном одре. Он стал великим старцем, в сердце которого живут тысячи убогих и несчастных. Он при смерти. Преклоните еще и еще колена сердец ваших в молитве о благодетеле моем, тяжело болящем старце Зосиме”.

Этот соборный молебен совершил чудо. Через несколько дней старцу стало лучше: он начал поправляться. Когда ему сказали о молебне, прослуженном за него в церкви Большого Вознесения, то отец Захария, слегка улыбнувшись, произнес: “Да уж слыхал, слыхал — чудак-огарок этот Трифон”. “Огарком” владыку Трифона старец назвал потому, что знал, что жизнь его земная скоро, скоро кончится.

Когда владыка смертельно заболел, старец с трогательною любовью молился о нем. А когда владыка преставился, молитвы старца сугубо о нем усилились, и нам, всем своим духовным чадам, старец велел поминать владыку и всех его умерших духовных чад и сродников.

К гробу владыки Трифона старец послал меня. Гроб был без цветов: владыка не благословил украшать свой гроб. Множество народа со слезами на глазах окружило его останки. Похоронили владыку на Немецком кладбище.

“Друг мой владыка Трифон хотел, чтобы я после его смерти еще два года прожил. Ну, так и будет по его святым молитвам”.

И остался наш дорогой старец с нами на земле еще на два года.

Совсем ослабевший, погруженный всецело в молитву, он по-прежнему направлял души людей к Господу, приводя их к покаянию, которое за его святые молитвы перерождало их.

Он как на руках носил наши сердца, смиряя нас своей молитвой и жизнью. Он старался, чтобы мы глубже и сильнее любили и воспринимали Святую Троицу и стремились к стяжанию Духа Святого в сердце своем.

• < Назад
• Вперёд >