Бог и преподобный Сергий наказывают лжемонахов

Что же стало с тем монахом, который так грубо отозвался о старце о. Варнаве? Вот что постигло его. За ослушание начальства он был сослан в Николаевскую пустынь. Он совершенно не понимал пути монашествующих, что это непрестанный крест — распятие себя, отсечение своей воли — это мученичество. Ослушание он не считал великим грехом против монашества, а считал себя несправедливо обиженным. Враг быстро захватил его неподготовленную к борьбе душу и довел его до отчаяния. Оставленный в мрачной, полуразрушенной келий Николаевской пустыни, он совсем обезумел, схватил валяющийся на полу нож после чистки картошки и перерезал себе горло, и, умирая в страшных мучениях тут же, хрипел и обвинял других в своей смерти. Когда об этом узнал о. Зосима, то больно сжалось его любвеобильное сердце. Он очень тяжело переживал эту ужасную смерть. О. Зосима заявил начальникам лавры: “Вы виновники отчаяния и смерти Наума, вымаливайте же теперь его душу”.

После долгих, усиленных молитв за несчастного о. Зосима увидел во сне погибшего… Он шел, отвернув лицо в сторону, в совершенно рваной, грязной одежде. Вокруг него прыгали бесы с дрекольями и пиками… “Где твоя мантия монашества?” — спросил у него Зосима.— “Её нет у меня, — отвечал Наум, — ты дай мне свою”. О. Зосима снял свою монашескую мантию и покрыл ею полуобнаженного самоубийцу.

Будучи общим лаврским духовником, о. Зосима нес свое послушание, благоговея перед великим таинством исповеди, учрежденной еще в раю в тот момент, когда Господь говорил с Адамом и Евой после их грехопадения, призывая их исповедовать свой грех.

О. Зосима всегда сознавал все великое милосердие и неизреченную любовь к нам Спасителя, проявившуюся в учреждении таинства исповеди.

Никогда он не спешил отпускать исповедника, и бывали случаи, что одному исповеднику отдавал 31/2 часа времени. Ведь бывали и такие грешники, которые открывали всю свою жизнь и просили руководства и совета во всех многообразных своих потребностях и обстоятельствах. Множество же духовников того времени гнались больше за деньгами, нежели за спасением душ человеческих. “Ах, о. Зосима, не умеешь ты исповедовать,— насмехались над ним, — ты с одним всю службу возился, а я уже в это время 38 рублей набрал”.

Обет нестяжания нередко попирался монашествующими. Был такой случай при наместнике Антонии в лавре. Пришла богомолка, старушка из Смоленской губернии, бедная, измученная. Подошла она к раке преп. Сергия и просила отслужить молебен Преподобному. “Давай 30 копеек”, — заявил монах. “Да нет у меня, батюшка ты родной, вот за холстинку послужи”.— “На что мне твоя холстинка, поди продай ее и тогда завтра приходи, отслужу”. Не обиделась, не осудила никого старица, а опечаленная вышла из церкви. “Обет дала отслужить молебен, видно недостойна я. Кому я продам холстинку-то ?” Вдруг видит, идет старичок, со светлым таким лицом.— “Что продаешь, милая? Давай, вот тебе 30 копеек”. Обрадованная старушка пошла в богадельню, где приютили ее, и ждет не дождется завтрашнего дня.

На утро пришли в храм очередные служители, открывают раку с мощами, не поддается, как будто тайным каким замком закрыли ее. Послали за наместником. Тот горячо молился и, наконец, рака открылась, и, к удивлению, увидели в раке холстинку, которую как бы держал в руке Преподобный.

“Что это? Откуда она? Кто вчера служил молебен?” Монах, который вчера отказал старушке, сказал: “Согрешил я, вот что было вчера со мною” — и рассказал все о старушке. Позвали старушку. “Твоя холстинка?” — “Моя, у меня ее купил старичок, а как она в раку попала, я не знаю. Да вот этот купил”, — сказала старушка, указывая на большой образ преподобного Сергия. Всем ясна стала милость преподобного Сергия к старушке и обличение им стяжательности монаха.

Отец Зосима упрашивал не любить имение и отнюдь не копить денег. Был в лавре монах о. Феоктист, он накопил несколько тысяч. Узнал об этом Зосима и стал упрашивать его “зле собранное добро расточити”. Раздай деньги неимущим, пожертвуй в Церковь и так далее. Послушался о. Феоктист и после смерти его у него осталось в келий лишь 20 рублей. О. Феоктист с того света во сне явился Зосиме и просил его оставшиеся 20 рублей отдать нищим на помин души. А старец не знал об этих 20 рублях, так как другие жили в келий о. Феоктиста, деньги были запрятаны.

Был и еще в лавре подобный монах, накопивший семь тысяч, который не только никому не помогал, но даже и взаймы не давал ни копейки. О. Зосима знал, что гибель для души монаха, давшего обет нестяжания, попирать его и предаваться страсти сребролюбия. Сердце его болело за согрешающего брата, и с любовью начал он убеждать покаяться, говоря: “Ты ведь через несколько месяцев умрешь, сотвори милостыню”. О. Сильвестр, так звали монаха, не соглашался. “Покайся, дружочек,— уговаривал о. Зосима,— сотвори милостыню и тогда будешь в раю, молю тебя, жалея и любя твою душу. Покайся, ведь ты скоро с ума сойдешь и умрешь…”. Но все тщетно… Вскоре действительно о. Сильвестр помешался и умер летом. Вера у него была очень слабая. Как-то незадолго до смерти Сильвестра старец предложил ему почитать акафист. “Что ты, что ты, я баба деревенская что ли, чтобы акафисты читать?” — “О, ты, кощунственно настроенный,— с грустью сказал о. Зосима,— разве не знаешь, что акафисты это восторг и умиление души человеческой пред величием святости и подвига?”. А после смерти Сильвестра во сне явился он Зосиме и душил его, показывая, что его душат и томят нераскаянные грехи, как ему тошно и тяжело на том свете. О. Зосима усилил за него молитву и милостыню.

Второе чудо хождения по воде

Однажды наместник послал о. Зосиму к о. Агафону. На скит было идти далеко, и о. Зосима пошел ближайшим путем через пруд. Вода уже пошла, на корешках снег и лед. О. Зосима перекрестился и пошел, взяв в руки длиннейшую палку. По краям еще ничего шел, но чуть вступил подальше, палка провалилась. О. Зосима оказался в воде. Глубина была аршин десять. О. Зосима палку вынул и смело пошел по воде. За послушание шел, творя молитву и прижимая к груди имеющиеся у него святыни. А с берега от киновии с великим изумлением смотрел на него скитский иеродиакон: кто это по пруду идет, по воде? Узнав о. Зосиму, иеродиакон закричал: “О. Зосима, что это ты чудеса стал творить?” — “Простите, батюшка, я думал, вода мерзлая, и пошел я вначале по замерзшей воде, а дальше вот лед растаял. Но за послушание прошел я, да и икона со мною преподобных Зосимы и Савватия и Богородичная просфора, поэтому-то и удержал меня Господь”.

“Да кто этому может поверить”,— рассказывал это свое второе хождение по воде о. Зосима,— “но по священству говорю истину, и сухой я вышел на берег, даже сапоги не намочил”.

Но эти чудеса, явные милости Божий, явленные чистому сердцем Зосиме, не действовали на врагов, ослепленных страстями.

После наместника о. Павла, доброго, отзывчивого человека, водворился о. Товия.

• < Назад
• Вперёд >