После разгона лавры. На Сербском подворье

Когда закрыли Троице-Сергиеву лавру, то настоятель лавры обратился к старцу с великой скорбью: “Куда же мне теперь поместиться?”

Старцу стало жаль настоятеля, он сказал ему: “Иди туда, куда меня благословил Преподобный, там тебе хорошо будет, а я пойду туда, куда глаза глядят”. И пошел о. Зосима в Москву. Приходит к Сухаревской башне, там недалеко была часовня. Монах, прислуживавший в часовенке, спросил его: “Откуда ты, старче Божий?” — “Из разрушенной пустыньки”,— был смиренный ответ. “Останься у нас ночевать”. “Нет,— ответил старец,— я боюсь, вас всех арестуют”. И ушел старец. И, действительно, в эту ночь всех в часовенке арестовали.

Старец же перебрался на Сербское подворье к своему духовному сыну о. Серафиму В. В это время у о. Серафима была в гостях Е.Г.П. Узнав, что старцу негде жить, она пригласила его к себе,

Таким образом и переехал на Тверскую наш многострадальный изгнанник. Во дворе их квартиры было еще не закрыто Саввинское подворье и старец иногда служил там,

Через несколько времени народ почувствовал благодать, живущую в старце, и стал приходить к нему в келью. Но далеко не всех допускали к нему хозяева. В церкви же толпа теснилась к нему, он утешал, ободрял, бесов изгонял.

Стоило скорбящему человеку хоть несколько минут поговорить со старцем, вдруг сразу вся тоска и грусть куда-то „пропадали, в сердце водворялась тишина, ум зрел. Бога и так хорошо, детски ясно и чисто становилось на душе, как в пасхальную ночь счастливому ребенку, окруженному любовью всех близких родных, еще не вкусившему горя, еще не знавшему страстей и грехов.

Смерть Павлу назначена

Прозорливость старца невозможно описать. Он видел далеко вперед жизнь каждого человека. Некоторым людям предсказывал их близкую кончину, других же, как нежная заботливая мать, ничего не говоря, подготовлял к переходу в вечность.

Не раз мы слышали от старца такие слова: “Иной раз я говорю совершенно неожиданно для себя, нечто такое, чему и сам иной раз дивлюсь. Я предал и уста, и сердце свое, и душу Спасителю и Господу нашему Иисусу Христу и, что Он внушает, то и говорю и то делаю. Нет у меня своих слов, нет у меня своей воли”.

Однажды пришла старушка со своей родственницей, здоровой и цветущей девушкой, к старцу. Вдруг старец говорит девушке: “Ты завтра приобщись святых Христовых Тайн, а я исповедую тебя. А сейчас иди и вымой мне лесенку, она, правда, почти чистая, да это я так для тебя говорю, да на каждой ступеньке вспоминай свои грехи и кайся. А когда будешь вытирать, вспоминай все хождения душ по мытарствам”.

Когда девушка ушла мыть лесенку, ее родственница с удивлением спросила старца: “Зачем же ей причащаться завтра, ведь не пост, она не готовилась, здоровье ее цветущее, она и после поговеет”.

“Завтра поймешь, почему ей нельзя откладывать Причастия. После ранней обедни сама придешь ко мне, тогда и поговорим”.

Когда девушка вымыла лесенку, старец ее исповедал, отпустил ей грехи за всю ее жизнь и так ласково, ласково, с отеческой любовью глядел на нее. Напоив их чайком, он простился с ними.

На другой день девушка причастилась, чувствовала себя прекрасно и радостная пришла домой. Ее родственница напекла пирогов и пошла ставить самовар. А девушка присела на стул и как бы заснула. Господь взял ее душу безболезненно, моментально. Ошеломленная ее кончиной, старушка прибежала к старцу и застала последнего на молитве за новопреставленную. Он утешал старушку: “Ну, что же ты, я знал ведь, что Господь ее возьмет, потому и благословил ее спешно причаститься”. И много еще говорил он, утешая пораженную внезапной кончиной старушку.

Однажды, когда батюшка служил в церкви, пришла на службу никогда не знавшая его какая-то дама и, увидев его, такого старенького и удивительно худого, подумала: “Ну, уж какой монах, где ему привлечь в церковь народ, он и ходящих-то всех разгонит”. Вдруг старец, вместо того, чтобы ему входить в алтарь, стал пробираться сквозь толпу прямо к этой даме и сказал: “Ольга, не бойся, никого не разгоню”. Пораженная его прозорливостью, дама, имя которой действительно было Ольга, упала в ноги, прося у него прощения за свои мысли, и потом всегда приходила к нему за советом.

Одна монахиня, сидя за столом с батюшкой, подумала: “Если бы я была ученая, совсем бы другое дело было, я бы угодила Господу скорее, чем теперь, когда я такая малограмотная”. Старец взглянул на нее и сказал: “Богу ученых не нужно, Ему одна любовь нужна”.

Одной рабе Божией негде было отдохнуть, ни у знакомых, ни у родных, а батюшка и говорит: “Не горюй, каждый кустик ночевать пустит”. И, к удивлению, малознакомые люди стали умолять ее приехать к ним на отдых в деревню.

Однажды старец сидел со своими духовными детьми за столом и угощал их обедом, вдруг быстро встал и говорит: “Вот так Пелагея моя как кается, как просит меня отпустить ей грехи, плачет даже; подождите, деточки, оставьте трапезу, помолитесь со мной”.

Старец подошел к углу с иконами, прочел разрешительную молитву и благословил кающуюся духовную дочь. “Да где же она сейчас кается, батюшка?” — “Да она на севере сейчас. Вот и я спрошу ее, когда приедет, о ее покаянии. Запомните нынешний день и час”. И, действительно, через полгода приехала на родину Пелагея, рассказала старцу, как глубоко она каялась и плакала и просила старца разрешить ее точно в тот же час и день, в который старец разрешил ее от грехов.

Еще был случай с двумя дамами. Идут они в келию к старцу и одна всю дорогу кается в своих грехах: “Господи, как я грешна, вот и то-то не так сделала; того-то осудила, прости же Ты меня, Господи…”

И сердце ее и ум как бы припадают к стопам Господа. “Прости, Господи, и дай силы больше так не оскорблять Тебя. Прости, Господи”. Всю-то она жизнь свою перебрала и все каялась и каялась.

Другая же шла спокойно к старцу. “Приду, поисповедуюсь, во всем грешна скажу, завтра причащусь, а вот сейчас по дороге обдумаю, какую бы мне материю купить на платье моей дочурке и какой бы фасончик ей выбрать, чтобы шло к ее личику…”, и тому подобные мирские мысли занимали сердце и ум второй дамы.

Обе вместе вошли в келию к о. Зосиме. Обращаясь к первой, старец сказал: “Становись на колени, я сейчас тебе грехи отпущу”.— “Как же, батюшка, да ведь я вам не сказала…” — “Не надо говорить, их все время Господу говорила, всю дорогу каялась Ему, а я все слышал, так что я сейчас разрешу тебя, а завтра благословлю причаститься”.

“А ты,— обратился он через некоторое время к другой даме, — ты иди купи на платье своей дочери материи, выбери фасон, сшей, что задумала. А когда душа твоя придет к покаянию, приходи на исповедь. А сейчас я тебя исповедовать не буду”.

Еще значительную силу прозорливости старца Зосимы испытали на себе две студентки, пришедшие в келию старца. Наслушались они от других о замечательном батюшке ^ его необыкновенной рассудительности и решили спросить его обо всем, что только их интересовало и мучило. Они решили выяснить все недоуменные вопросы жизни. Они записали вопросы самые разнообразные: и общественные, и эстетические, и философские, и семейные, и просто психологические затруднения.

У одной студентки оказалось таких вопросов чуть ли ни 40, а у другой 15.

Пришли. Старец занят, у него много народа. “Подождите, деточки, посидите там в уголке, я должен с ними сначала заняться, они издалека приехали”.

Студентки ждут и ждут. Вот уж и терпения не хватает больше ждать. Вдруг старец взглянул на них: “Что, спешите? — Ну ты первая, Любовь, вынимай свои 40 вопросов, бери карандаш и пиши”.— “Я сейчас прочту их вам, батюшка”.— “Не надо читать, так пиши ответы”. И на все 40 вопросов дал ответы старец, не пропустив ни одного, и все ответы исчерпывающие.

“Ну, а теперь ты, Елизавета, вынимай свои 15 недоумений”. И опять, не читая, не спрашивая, что хотят узнать от него, дал ответы в том порядке, как были написаны вопросы.

“Ну, теперь идите. Обдумайте, что я вам сказал. Господь да благословит вас, а ко мне страждущие идут, мне сегодня некогда, приходите в другой раз”.

Всю свою жизнь эти две студентки были преданы глубоко старцу. Одна из них умерла в 40 с чем-то лет от чахотки, и на смертном одре увидела старца, он пришел к ней и благословил ее. Живой стоял у кровати. А когда она была в ссылке, то старец приснился ей во сне, совершая над ней постриг и нарек имя Анастасия, хотя жизнь ее сложилась так, что и думать о Постриге было трудно.

Несколько раз старец назначал людям смерть или предсказывал о ней.

Была у старца одна духовная дочь, старушечка, купчиха Решетникова. Часто посещала она старца. Вот приходит она однажды к старцу вся в слезах. “Измучилась,— говорит,— я с сыночком своим Павлом, он совсем опустился, впадает в тяжелые грехи. Бога не почитает, в церковь не ходит, таинства не принимает, родителей обижает, пьет, курит и кутит с разными женщинами. Я говорила ему, останавливала, просила, увещевала. Насмехается он надо мною и все свое творит. Ночи перестала я спать, глаз не осушаю, жаль сынка-то, гибнет сердечный, гибнет желанный. Жизнь земная как сон пролетит, а что он заслужит там, в вечной-то жизни? Ведь верь не верь, а каждому человеку придется давать Господу ответ за каждое свое дело, за каждый свой поступок, а мой Пашенька ругаться стал непристойной матерной бранью, черное слово употребляет постоянно. Еще покойный батюшка, о. Аристоклий говорил, что худшего нет оскорбления для Господа и Царицы Небесной, как если кто ругается этой бранью, этим он оскорбляет Господа и Царицу Небесную, мать сыру землю и матушку свою родную. А мой Павел…”, — и старушка горько заплакала.

Жаль было старцу страдалицу, он утешал ее, давал советы, да все и не впрок. Павел попирал их ногами, ставя их в ничто, и продолжал неистовствовать.

Однажды мать чуть не насильно привела к о. Зосиме сынка. Он нагрубил старцу и продолжал жить так, как ему хотелось, удовлетворяя все похоти плоти. Старец молился за Павла, стараясь пробудить в нем хоть искру покаяния.

Однажды старец встретил Павла на улице и заговорил с ним с лаской и сердечным вниманием. Грубо оборвал его молодой человек, и с какой-то насмешкой сунул ему рубль. Старец тотчас же отдал этот рубль нищим и молил Господа, чтобы и эту милостыню, так холодно поданную, все же Господь принял и ради этой милостыни спас бы душу заблудившегося и потонувшего в грехах юноши.

“Господи, Царица Небесная, открой мне, что надо сделать, чтобы не погибла душа Павла, чтобы он покаялся и наследовал жизнь вечную”. Не раз у престола Божия ходатайствовал он за него, и открыл Господь старцу, что Павел только тогда покается и спасется, если назначить ему скорую смерть в определенный месяц и число. Жаль было старцу матери, молил он Бога, может быть, можно как-нибудь иначе исправить Павла. Ответ был опять тот же: “Нет иного для него пути, поговори с матерью, назначь смерть”.

Вот опять пришла старушечка мать к старцу и, заливаясь слезами, рассказала о безобразиях сына.

“Мать,— сказал ей с дерзновением старец,— если хочешь, чтобы спасся твой сын, то согласись на то, что я назначу ему через год смерть. Тогда он опомнится, заболеет, одумается, покается, причастится святых Христовых Тайн и умрет христианином. Иначе не придет он к Богу и погибнет душа его навеки, Согласна или нет, говори?”

Долго не соглашалась старушка, но время шло и шло, а Павел становился все хуже и хуже. И, наконец, сама мать, придя к старцу, стала просить его, чтобы старец поступил с ее сыном, как ему укажет на то Бог, и, если нужно, чтобы назначена была ему смерть, пусть назначает, лишь бы спаслась душа любимого сына.

“Ну, сестрица, скажи сыну твоему, что назначена ему смерть ровно через год такого-то числа и месяца, в такой-то час. Пусть кается и приготовляется к вечности”.

Заплакала старушка, но уже не слезами отчаяния, а глубокими слезами веры, прозревающей в даль, в вечность…

Мать всё сказала сыну, тот не обратил ни малейшего внимания на ее слова.

Но время шло, приближался срок исполнения слов о. Зосимы и молодой цветущий Павел слег на смертный одр, заболев сыпным тифом. Через несколько дней пришел к покаянию, позвали священника из Новодевичьего монастыря. Умирающий исповедался, причастился, простился со всеми и, как дитя, спокойно, умиренный отошел в вечность, попросив у всех прощения, укрепившись в вере, надежде и любви.

Пораженная мать немедленно пошла к старцу, чтобы сообщить ему о кончине сына. Войдя в келию, она была крайне удивлена, застав старца кончающего панихиду о новопреставленном сыне Павле.

“Вот видишь, сестрица, какова милость Божия. В Царство Небесное попал сынок твой, не пропал его рубль, поданный неимущим. Легкую блаженную кончину дал ему Господь. Он забыл один грех исповедать духовнику и я отпустил его заочно. Ну, теперь ты не горюй, а радуйся и сама готовься в небесные обители. Твой час тоже очень близок”.

Павел скончался именно в тот месяц, день и час, в который назначил ему скончаться о. Зосима.

• < Назад
• Вперёд >