https://pravoslavie.ru/114543.html?ysclid=le9j10qzit518467826

ПРЕПОДОБНЫЙ СИЛУАН АФОНСКИЙ КАК ПРОРОК И БОГОСЛОВ

Вместо предисловия

Когда эта статья уже готовилась к публикации, вышел в свет русский перевод замечательной книги Ж.К. Ларше «Преподобный Силуан Афонский» (М., 2015) – фундаментального исследования, посвященного богословию великого старца. Жан Клод Ларше – один из крупнейших современных православных богословов на Западе. С наследием прп. Силуана он знаком не только как патролог, но и в силу личной преемственности: в переписке с преподобным находился его духовный отец, архим. Сергий (Шевич); он также хорошо знал ученика и агиографа святого, архим. Софрония (Сахарова).

Все это могло бы отвратить нас от намерения публиковать нашу статью, и, возможно, так и следовало поступить… Но прп. Силуан – святой, чья личность и писания обладают такой притягательной силой и масштабом, что исчерпать их значение, наверное, в обозримом будущем невозможно даже серьезному ученому; а множество простых верующих, знакомясь с жизнью и мыслью святого Силуана, укрепляются в вере и надежде. Кроме того – и это главное, – жанр статьи предполагает иной, не столь систематический подход, как монография. Итак, приведя все эти «оправдания», автор решается предложить свои размышления об опыте прп. Силуана Афонского, оплодотворенные и получившие новое вдохновение от книги Ж.К. Ларше.

***

Раннехристианская Церковь еще не знала ни догматов, ни богословия как такового. Зато она в непостижимо яркой мере знала, что такое пророческое служение. Пророки I–II веков – это странствующие служители, которые навещали христианские общины в разных городах и говорили слово от Бога. Это могло происходить на евхаристическом и вообще молитвенном собрании, более того, пророки, согласно «Дидахэ», имели право даже возносить благодарение, то есть произносить евхаристическую молитву, спонтанно рождающуюся в Духе здесь и сейчас, – вместо епископа-пресвитера, произносившего молитву уже формировавшегося литургического канона.

Пророческое слово осознавалось Церковью как «необходимое творчество» для спасения, утешения и подкрепления своих членов: все один за другим можете пророчествовать, чтобы всем поучаться и всем получать утешение (1 Кор.14, 31).

Но какое отношение все это имеет к жившему в XX в. преподобному Силуану Афонскому ? Может ли малограмотный, пусть и святой монах, который и в школе-то учился всего «две зимы», рассматриваться в качестве богослова и тем более пророка, а его записи, в которых постоянно повторяются одни и те же темы, быть признаны богословием самого высокого уровня?

Вопрос не праздный – до сих пор. Многие верующие по всему лицу Земли любят и почитают преподобного Силуана Афонского, с удовольствием читают его записи, обработанные архим. Софронием (Сахаровым) и изданные им в составе книги «Старец Силуан». Но считать их богословскими трудами настолько непривычно, что в свое время даже В. Н. Лосский не увидел в них ничего достойного исследования…

И тогда о. Софронию пришлось писать внушительного размера «комментарий» к личности и слову прп. Силуана. В нем он объясняет тогда многими забытый, а сейчас уже хорошо известный факт: понятия «богословие» и «богослов» в православном Предании имеют несколько другое значение, чем в официальном, интеллектуальном «школьном богословии» (пусть читатель простит меня за тавтологию).

Богословие всегда рассматривалось отцами Церкви как плод не только (а по мнению некоторых, например, прп. Симеона Нового Богослова, – и не столько) интеллектуального труда, сколько молитвы. Думаю, мы не ошибемся, если скажем, что «первым богословием» – в буквальном смысле «словом о Боге и от Бога» было как раз пророческое служение ранней Церкви. И оно на самом деле никуда не ушло, а лишь выражало себя в новых формах. Начиная свое знаменитое «Слово на Святую Пасху», поэт и интеллектуал свт. Григорий Богослов апеллирует не к своей эрудиции и начитанности, даже не к Писанию, а – к личному откровению от Духа: «На стражу мою стал, – говорит чудный Аввакум (Авв. 2, 1). Стану с ним ныне я, по данным мне от Духа власти и созерцанию, «посмотрю» и узнаю, что будет мне показано и что ‟сказано”»[1]. Следующий этап бытования пророческого слова о Боге – пустыня. Именно там, в монашеских кельях Египта и Палестины, в огне сверхчеловеческого подвига, был выкован знаменитый афоризм, ставший, можно сказать, кредо православного Предания, местом встречи богословия и аскетики: «Если ты чисто молишься, то ты богослов»[2]. Однако скрытое противостояние «школьных» и «пустыннических» богословов, интеллектуалов-схоластов и молитвенников продолжалось, так что еще в X веке прп. Симеон, которому его враги, не подозревая своей правоты, дали издевательское прозвище «Новый Богослов», с жаром и весьма нелицеприятно обличал «богословов», знающих о Боге только понаслышке…

И вот на дворе 1938 год. В России – разгар сталинского террора. <…> А в русском Свято-Пантелеимоновском монастыре на Афоне престарелый схимник с грубыми крестьянскими руками, отец Силуан, проживший 40 лет в родной обители и на протяжении последних лет жизни ведший дневниковые записи «из послушания» своему ученику, молодому и утонченному иеродиакону Софронию, однажды ознакомившемуся и пораженному мыслями старца, – передает эти самые записи о. Софронию со словами: «Я безграмотный человек, а вы образованный. Исправьте мои писания и сделайте их известными миру…»[3].

Зная все эти обстоятельства, впору удивляться чутью – или прозорливости? – старца Силуана. Ведь еще до знакомства с о. Софронием годами он писал краткие заметки «в стол», без всякой видимой надежды и, вероятно, без желания видеть их опубликованными. Тем не менее свои записи старец адресует, с позволения сказать, самой широкой аудитории: «о люди Земли», «о все люди» – таковы частые обращения-призывы преподобного…

Призывы пророческие. Ибо пророк – это и есть тот, кто неотступно стучится, стремясь пробудить сердца тех, к кому он обращается. Глас вопиющего в пустыне (Ис. 40, 3) – насколько точно эти слова приложимы к прп. Силуану. В некоторых письмах частным лицам о. Силуан даже просил: «говорите всем, чтобы каялись…»[4]. Преподобный много молился о том, чтобы его адресатам дано было живое, творческое, покаянное слово о Боге…

Пророческое служение обладает одним свойством – это всегда новое слово. Ведь оно является личным Богооткровением, проходящим через сердце говорящего и обращенным к слушающему. Но это одновременно и заповедь древняя (1Ин. 3, 4), так как исходит она всегда из одного и того же Источника – от присносущного Слова Отчего, о Ком сказано: Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же (Евр. 13, 8). Так живое слово, обращенное к нам здесь и сейчас, становится выражением единого на все времена аскетического Предания. «Предание – это непрекращающееся действие Духа Святого в Церкви, в сердцах верующих. Поэтому оно не может остановиться, и оно всегда ново… как Господь говорит: Се, творю все новое (Откр. 21, 5)», – утверждает один из «духовных внуков» и последователей прп. Силуана[5].

 В жизни Силуана первым и, быть может, главным, ярчайшим примером такого послания, выражающим древнее и вечно новое Предание, стали знаменитые слова Христа, обращенные лично к нему: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся». Слова эти были сказаны в момент острого кризиса, выхода из которого мучительно искал подвижник: несмотря на многократные посещения благодати, он не мог освободиться от греховных помыслов и наяву видел бесов, мешавших его молитве…

Возможно, у каждого святого можно найти такой момент в жизни, когда Бог дает ему какое-то особое служение, глубоко личное «слово спасения», которое выводит человека из тупика или распутья на прямую дорогу, а впоследствии определяет его духовное устроение и характер подвига. Антоний Великий услышал в церкви слова «Раздай имение твое нищим и приходи, следуй за Мной» (ср. Мк.10, 21); Арсению Великому было сказано: «Бегай от людей, и спасешься». Отец Иоанн Кронштадтский  воспринимал как свою особую миссию – молиться за всех, кто попросит его об этом, и сделал центром своей жизни литургию. Серафим Саровский  прославился пасхальной радостью…

Иногда святые получали свое «слово» непосредственно от Бога, а порой оно давалось через других людей (так, св. праведный Иоанн Кронштадтский буквально спас будущего старца о. Алексия Мечева, горевавшего о смерти жены, своим советом: «Выйди к людям, возьми на себя их горе – и тебе легче будет…»). Вопрошаниями: «Скажи мне слово во спасение» – наполнены истории древних отцов пустыни. Значит, при всей индивидуальности путей, слова святых, которые доносит до нас Предание, имеют универсальное значение. Они могут стать ориентиром и для нас – только важно знать свою меру, чтобы, как говорит прп. Силуан, «не перетрудить душу». Становясь маяком для многих верующих, пример жизни того или иного святого раскрывается как пророческий зов, обращенный ко всей Церкви на долгие годы и даже столетия вперед. Скажем, «пасхальное» послание прп. Серафима и «литургическое возрождение», явленное в личности св. прав. Иоанна Кронштадтского, осознавались лишь постепенно, по мере умножения испытаний, гонений и «темной ночи» XX века.

>Думается, что слово, сказанное Христом прп. Силуану, – это также стрела, нацеленная на эпоху вперед. Сейчас оно только начинает осознаваться и духовно питать верных, охватывая своим действием все больше людей. Вместе с возрождением «умного делания» на Афоне через учеников старца Иосифа Исихаста, это слово оживотворяет не только монахов и священнослужителей, но и множество «обычных» верующих по всему миру.

Попытаемся поразмышлять вначале о слове Христа, данном Силуану, зная, что исчерпать его значение невозможно, – это означало бы по меньшей мере стать равновеликими преподобному отцу… Мы можем лишь подступить к подножию этой горы, с которой безмолвно звучат «громы и молнии» Синая (ср. Исх. 19, 16–22; Евр.12, 18–24), и благоговейно прислушаться, что скажет Бог своему новому, очередному Моисею, – святому, обращенному лицом ко всему миру.

• < Назад
• Вперёд >