https://www.blagovest-info.ru/index.php?ss=2&s=7&id=106508
Беседа с академиком Ю.Р. Савельевым
Как архитектура связана с богословием? Можно ли делить архитектуру на сакральную и светскую, православную и инославную? Как архитектору сочетать новизну и верность канонам? И что делать, если на постройку хорошего храма нет денег? На вопросы портала «Богослов.Ru» о современном церковном зодчестве ответил доктор искусствоведения, академик Российской академии художеств, профессор факультета искусств МГУ имени М. В. Ломоносова и факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета Юрий Ростиславович Савельев.
Фото: bogoslov.ru
– Юрий Ростиславович, начнем с глобального вопроса: что такое храмовая архитектура для христианина – просто форма зданий или способ общения с Богом?
– Я бы относил церковную архитектуру к области сакрального искусства. В отличие от светского, сакральное искусство должно уводить наши мысли к вечному миру Господа.
Православный храм – это больше, чем стены и конструкции. Нужно видеть его духовное и богословское содержание. Только в этом случае мы сможем понять глубину архитектурного образа, созданного нашими предшественниками.
– А чем красота отличается от идола? Читаем же мы в Библии: «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в водах ниже земли» (Втор. 5:8).
– Православный храм не возник одномоментно. История его развития очень длительна, а ключевым моментом в ней представляется иконоборческая эпоха. Тогда окончательно сформировались философия и символика восточно-христианского, то есть православного храма. Полемика между сторонниками и противниками иконопочитания была очень полезна. Именно в иконоборческую эпоху, когда императоры-иконоборцы утверждали, что христиане поклоняются идолу, дереву, то есть носителю художественного образа, а сторонники иконопочитания отвечали, что они поклоняются первообразу, развивается богословие христианского образа.
Большим достижением той эпохи является формирование богословской теории иконы и православного храма, в том числе обозначается связь образа с первообразом. Богословие иконы более известно широкой публике, чем богословие храма, которое может быть, более сложно в силу своего профессионального, архитектурного контекста. Но между богословием образа иконы и богословием пространства и формы храма нет различия.
– Как вы считаете, можно ли делить архитектуру на православную и неправославную, исходя не из формально-исторического, а из существенно-богословского критерия?
– Конечно. Сакральная архитектура имеет совершенно иные задачи, чем архитектура светская. В образе православного храма мы видим модель мироздания. Храм – это небо на земле. Храм воплощает тот мир, который вечен, и от которого наш временный мир находится в зависимости. В православном храме мы можем созерцать величие Творца. Архитектура православная, я думаю, гораздо ближе к своему первоисточнику, чем архитектура католическая, особенно современная.
– Как связана архитектура с духовным видением истории? Ведь неспроста Колизей – это Рим, а София – Византия?
– В основе православной архитектуры находятся римские традиции. Римляне, как никакой другой народ, мыслили архитектурными формами. Эта традиция была продолжена в Византии. И действительно, Софийский собор в Константинополе является символом и православия, и Византии, и исторического пути России… Именно русскими архитекторами были созданы самые грандиозные реплики Софийского собора. Это два храма начала XX века – Никольский Морской собор в Кронштадте и собор Александра Невского в Софии.
Конечно, символика западноевропейской архитектуры сильно отличается от символики архитектуры восточноевропейской. Здесь мы затрагиваем очень важную тему – европоцентризм. И в XIX веке, и сегодня он активно поддерживается западными интеллектуалами. Речь идет о единстве Европы, которое понимается как господство западноевропейской модели. Попытки установления такого господства уже много раз получали свое опровержение в истории.
Исторически Европа была задумана (не человеком, а Господом) как состоящая из двух частей – западной и восточной, более рациональной и более духовной. Это можно сравнить с двумя полушариями головного мозга. Европа, несмотря на все необоснованные попытки своего объединения, в конечном счете (и мы свидетели этого) вернется к осознанию двух центров своего развития – западного и восточного. Основы восточноевропейской цивилизации и культуры находятся в Византии, в основанном Константином Великим Новом Риме. Двуцентричность Европы сейчас признается и в католическом мире – я имею в виду, конечно, лучших его представителей, например, Папу Римского Иоанна Павла II, который говорил о том, что Европа должна дышать двумя легкими. Он имел в виду, что Европа имеет как западную, безусловно очень важную, составляющую, так и не менее важную восточную. Пытаться на месте предначертанных двух полушарий создать одно – абсолютная утопия.
– Как оценить предпринимаемые на Западе попытки переосмыслить их церковно-архитектурную традицию? А с другой стороны, как можно оценить очевидное копирование классических архитектурных образцов архитекторов у нас, на Востоке?
– После Второго Ватиканского собора развитие идеи католического храма пошло по пути вседозволенности. Католическим храмом сегодня называется все то, что предлагают архитекторы. Часто за этими предложениями мы совсем не видим традиционных образов, сложившихся в западноевропейской архитектуре. Это абсолютно разрушительный путь отступления от канонических основ храмостроения, и, к сожалению, в нашей современной церковной архитектуре есть уже несколько примеров такого разрушения.
– Канонический православный храм – он выстрадан, в частности, в ту эпоху иконоборчества, о которой мы упомянули. Православный крестово-купольный храм – это одна из вершин развития христианской архитектуры и символическое изображение мироздания с православной точки зрения. Поэтому главная задача современного храмоздателя – с одной стороны, создать образ храма, отвечающий каноническим представлениям о его структуре и символике, а с другой – сделать его современным и понятным для нас.
– А есть ли у вас практические рекомендации, как совместить новизну и верность канонам?
– Да, есть три пути. Вы, конечно, знаете знаменитую картину Васнецова «Витязь на распутье». Витязем можно представить современного церковного архитектора. Он видит перед собой камень, на котором написано, что будет, если он пойдет по одному из трех путей.
Первый путь – это путь традиционного храма. По нему идут многие современные архитекторы. Они делают просто реплики храмов, которые строились и в Средние века, и в XIX веке. Этот путь – самый легкий в современной архитектуре и самый распространённый в России.
Второй путь – трансформация традиционного образа православного храма, но без глубокого знания его символики и богословской основы. Здесь есть отрицательные примеры, которые сегодня, к сожалению, мы можем видеть в некоторых городах нашего Отечества.
Третий путь в моем представлении самый верный, но и самый сложный. Как в русской сказке: чтобы достичь цели, герой должен преодолеть много препятствий и обогатиться сакральным знанием. Он для людей творческих, созидательных. На этом пути создается современный образ храма, сохраняющего свои исторические, символико-богословские корни.
Что необходимо для создания такого храма? Надо знать историю православной архитектуры, символику православного храма, то есть те границы, в которых можно заниматься творчеством в сакральном искусстве. Такие границы есть и в иконописи, они называются церковным каноном. Канон – это то, что дает художнику свободу, то, что приближает его к первообразу. Если мы, например, осознаем, что глава храма – это образ Спасителя, Создателя мира, тогда мы будем знать, каким образом нам возможно создать главу – больших или меньших размеров, сделать храм многоглавым или, наоборот, одноглавым. Мы будем знать, что такое барабан – это образ ветхозаветных пророков, которые обычно там и изображались.
Таким образом, творчество в области храмостроения невозможно без того, что мы называем в истории архитектуры теорией православного храма. Если мы не создадим для себя теории православного храмостроения, мы каждый раз будем сталкиваться с одними и теми же сложностями. А как ее создать? Для этого архитекторы должны прослушать курсы лекций об истории православного храмостроения, о богословии православного храма, о его символике. Тогда они будут владеть инструментарием для проектирования православного храма, для создания его полноценного современного образа, в то же время отвечающего церковной традиции.
Здесь открываются невероятные возможности и в области типологии храма. Это мы можем видеть на примере раннехристианской архитектуры: были и купольные сооружения, и базилики, и октогональные храмы. В русской традиции это шатровые и многоглавые храмы. Но компоновка этих объемов должна быть осознанной и иметь теоретическое и богословское обоснование. Мы не можем манипулировать формой православного храма в произвольных сочетаниях.
– То есть каноны церковной архитектуры – это не набор формальных, сухих правил, а скорее некий принцип соотношения и использования частей и приемов?
– Безусловно. Обычно для защиты своего проекта архитектор пишет пояснительную записку. Такой пояснительной запиской, мне кажется, должны сопровождаться презентация и утверждение проектов православных храмов. Что архитектор хотел сказать своим проектом?
В пояснительной записке должно быть не только обращение к освященным традицией православным храмам, это не должна быть реплика, мы должны видеть результат философского и богословского замысла. Это сложная задача, я с Вами абсолютно согласен, но если ее не решить, то не будет и современного полноценного церковного храмостроения. Поэтому я предлагаю идти по сложному, а не по простому пути. И мне хотелось бы сказать молодым архитекторам, которые видят себя в области церковного храмостроения, что именно этот сложный путь и приведет их к успеху.
– А существует ли подобная процедура с пояснительными записками в современном церковном архитектурном регулировании?
– Вы знаете, создание каждого храма – это отдельная история взаимоотношений заказчика, священноначалия, настоятеля, архитектора, благотворителей. Но я бы хотел всех призвать к очень высокому уровню богословской дискуссии. В традиции храмостроения, в истории архитектуры именно этому первоначальному этапу обсуждения проекта будущего храма принадлежала самая большая роль.
Например, мы знаем, что первые храмы Киевской Руси возводились в невероятно большом масштабе. Это были грандиозные сооружения. Если вспомнить Десятинную церковь, Софийские соборы в Киеве и Новгороде… Они совершенно не напоминали современные им храмы Византии. Это были храмы гигантские, которым не было аналогов в то время. И, безусловно, перед их строительством была дискуссия, обсуждался замысел. Его обсуждали князья, киевский митрополит, иерархи, архитекторы. Зодчие были не единственными, кто занимался созданием этих великолепных сооружений. Такой же принцип должен лежать и в основе создания современных храмов. Мы не можем доверять одному только архитектору создание такого важного здания, как православный храм. Ведь именно на Православии основывается будущее благополучие нашего отечества.
Мне кажется, что в образовательный процесс будущих священников обязательно должно входить церковное искусство, но применительно к современному художественному процессу. Они должны понимать, что на них тоже лежит ответственность за создание произведений современного церковного искусства. Для этого нужно в нем разбираться именно с богословской точки зрения. И они, мне кажется, в будущем должны общаться с архитекторами на равных. Священники не должны находиться в плену тех проектов, которые приносят им зодчие, не всегда владеющие теорией и особенно богословием православного храма. У архитекторов даже есть хитрости, они говорят: «Вот это мы не можем сделать потому-то и потому-то». А на самом деле это сделать можно. Это хитрость для того, чтобы обязательно провести свой проект в том виде, который они предлагают. И иногда у наших батюшек не хватает чисто профессиональных аргументов. Может быть, имеет смысл ввести для них небольшие курсы по современной архитектуре, чтобы батюшки понимали, что можно, а что нельзя, чтобы в какой-то степени они были соавторами архитекторов, как это и было в истории.
– А не сталкиваемся ли мы с необходимостью поднять уровень «архитектурной цензуры» до епархиальных структур? Или так и происходит?
– Конечно. Епископ отвечает за любое строительство, которое ведется в епархии. Это канонические требования на протяжении всего существования Православной Церкви.
Но хотелось бы повторить, что создание каждого храма – это самостоятельная история. Часто архитектура зависит от тех средств, которые первоначально выделены на создание храма. Но это не должно влиять на художественный образ, ведь за одни и те же деньги можно построить совершенно разные сооружения. Образ может стать поэтическим, может захватывать прихожан. А может быть вполне лапидарным и не отвечающим ожиданиям прихода.
Конечно, все будут радоваться новому храму, не слишком вникая в детали. Но всегда хочется, чтобы при наличии средств на создание храма возникло что-то интересное в художественном отношении, чтобы храм был любим не только прихожанами, но и всеми, кто на него смотрит. Мы все знаем, что исторические храмы покоряют именно красотой своего образа.
– Вы упомянули о том, что постройка каждого храма – глубоко индивидуальная история. И все-таки храм – это прежде всего община, ради служения общины Господу и строится тот или иной храм. Должна ли община принимать деятельное участие в создании проекта будущего храма?
– Я думаю, должно быть обсуждение. Так и было всегда в дореволюционной России: проводились конкурсы на создание того или иного храма, даже сами проекты превращались в произведения графического искусства, поскольку выполнялись на очень высоком художественном уровне. То же самое можно сделать и сегодня. И не обязательно заказывать проект одной архитектурной мастерской, можно на этапе проектирования предложить сделать проект нескольким коллективам и вынести обсуждение этих проектов на суд прихода, опубликовать их в местной периодике. Чтобы можно было опираться на мнение не только архитекторов, но и обсуждать эти проекты. Это обычная практика, которая была в истории архитектуры XIX века.
– А вдруг не окажется запроса на традиционное и в то же время живое храмовое искусство?
Не думаю. Критерии красоты вечны. Мы все можем отличить красивое от безобразного. Именно поэтому метод отбора проекта путем конкурса наиболее оптимален.
В архитектурном мире есть разные представления о критериях красоты, об эстетике, именно архитектурной эстетике… И здесь, конечно, дело даже не в воцерковленности архитектора, а в том, насколько его талант применим к тому или иному проекту. Именно в конкретности постановки задачи и ее решения и заключается оптимальность того или другого проекта. Потому что один и тот же архитектор, одна и та же мастерская может сделать совершенно разные проекты, которые в одном случае будут отвечать критериям красоты, а в другом – не будут. Это очень индивидуально. Поэтому нет общих рецептов на все случаи проектирования церковных зданий.
В современном архитектурном сообществе храмоздателей есть очень разные мастерские, и не всегда окончательный заказ проекта достается лучшим мастерам. Приведу примеры XIX века, когда по воле императоров реализовались проекты молодых и никому не известных до этого мастеров. Во-первых, памятник «Тысячелетие России» в Великом Новгороде. Проект достался Михаилу Осиповичу Микешину – вовсе не архитектору и не скульптору, а художнику, который нашел совершенно новый образ главного памятника империи. Именно благодаря выбору императора проект Микешина был реализован. Во-вторых, здание Исторического музея на Красной Площади. Конкурс также выиграл художник, живописец по образованию, Владимир Осипович Шервуд. Тоже благодаря выбору императора.
В наши дни осуществление государственных проектов часто достается не самым, я бы сказал, оптимальным людям. Изначально могут создаваться очень талантливые проекты, но по тем или иным причинам не всегда реализуются в первоначальном виде из-за непонимания профессиональных архитектурных законов.
– Итак, допустим, мы строим храм, посредством конкурса мы действительно нашли талантливого, подходящего человека, но вот встает вопрос о средствах… Много ли нужно денег для того, чтобы построить действительно хороший храм? Или тут нет прямой зависимости?
– Вы знаете, оптимальная ситуация – когда происходит совпадение всех составляющих: просвещенный, активный и позитивный заказчик, просвещенный и талантливый архитектор или художник. И при всем этом неограниченное финансирование…
Конечно, чем больше денег на строительство, тем лучше. И дай Бог, чтобы так было. Но на самом деле в церковном храмостроении от денег мало что зависит в конечном результате. История церковной архитектуры говорит о том, что небольшие храмы – особенно на севере нашей страны, в Новгороде и Пскове – ничуть не менее интересны, чем грандиозные соборы XI или XII столетий. Дело вовсе не в деньгах, а в том, чтобы общий духовный фундамент как заказчиков, так и архитекторов приводил к прекрасному результату. Хотелось бы повторить, результат зависит от образовательного уровня в области церковного искусства как художника, так и заказчика, а иногда и спонсора. Так что в конечном счете мы приходим к тому, что на первом месте стоит культура в области церковного искусства.
– Можете ли вы привести конкретные примеры удачного взаимодействия заказчика и архитектора, чтобы было понятно, к чему надо стремиться?
– В качестве удачного примера я бы назвал возрождение Никольского Морского Собора в Кронштадте. Этот храм пережил очень много деструктивных событий. В 2000-х гг. к его возрождению обратились очень профессиональные архитекторы, нашлось финансирование, храм был возрожден и сегодня представляет собой один из лучших примеров в области, с одной стороны, исторического храмостроения, а с другой – воссоздания исторического облика выдающегося произведения церковного зодчества.
Вообще, я считаю, что было бы гораздо полезнее восстанавливать утраченные храмы, потому что они проектировались людьми совершенно другого, более высокого культурного уровня. Воссоздание в своих формах исторических зданий как Средневековья, так и XVII и особенно XIX века (потому что разрушениям подвергались храмы именно этого исторического периода) было бы очень правильным. Иногда воссоздание этих памятников гораздо важнее, чем создание чего-то нового, особенно теми архитекторами, которые находятся вне православной традиции, вне тех рамок сакрального искусства, о которых мы говорили вначале.
– Вы упомянули, что творцы прошлого были более культурно образованными. А с чем это связано? Просто лучше учили?
– Те архитекторы отражали общий уровень культуры своего времени. Особенно второй половины XIX – начала XX века, когда государство ставило перед собой задачу мощной поддержки культуры и искусства, считало эту область задачей государственной важности. В 90-е гг. XX в. государство ушло из области культуры, доверяя все так называемому рынку. Такого раньше никогда не бывало. Мы являемся свидетелями печальных последствий «рыночного» подхода, который нехарактерен для истории России. Общий культурный уровень архитектурного сообщества XIX – начала XX века был совершенно несопоставим с уровнем, который мы видим сегодня.
В 1990-е гг. перед архитекторами встала задача создания современных храмов, но можно назвать лишь несколько примеров, когда сотрудничество архитектурной среды и Церкви было плодотворным. Архитекторы не знали, что такое храм, не знали законов, по которым он создается, а это законы, совершенно отличные от законов гражданской архитектуры. Было очень много курьезных примеров, вообще не соответствующих православной традиции.
По архитектуре православного храма люди, в том числе неверующие, судят о состоянии Церкви. Поэтому, на мой взгляд, храмостроение должна быть одним из приоритетов современной Православной Церкви. Нужно образовывать в этом ключе как зодчих, так и священников, начиная уже с семинарской скамьи. Для священника церковная архитектура не должна быть чуждой, не должна быть предметом второстепенным.
Храм создается для главного в Православной Церкви – для Литургии и Причастия. Именно эта неразрывность между богословским, духовным образованием и его выражением в церковно-архитектурных образах и должна стать основой образования будущих священников.
– Благодарю вас. Ну и напоследок – ваши любимые храмы?
– Я не буду что-то выделять. Мои любимые храмы – это храмы, построенные в исторической России, до начала XX века. Это и средневековые храмы Новгорода и Пскова, это и московские храмы Нового времени. Я очень люблю храм святой мученицы Татианы, храм святителя Климента Римского. В Петербурге мне нравится Князь-Владимирский собор, который почти не закрывался. И многие, многие другие храмы, в основном те, которые освящены православной традицией.
Беседовал Никита Глявин
15 января 2024
Источник: "Богослов.ru"
