Личный и коллективный выбор

– Если говорить о солдатах и военных действиях, насколько это их личный выбор – убивать, или они становятся частью коллективного выбора? – Они становятся, конечно, частью коллективного выбора.

– Они снимают с себя ответственность?

– Не все. Часть не снимает, но она всегда убеждена в том, что это правильный выбор.

– Потому что его сделало большинство. – Не только. Они опираются и на свои интересы. Часть тех, кто едет в зону военных действий, твердо уверена, что они едут бороться за справедливость, защищать слабых. Для многих добровольцев это осознанный выбор – стать на сторону слабого. Это не коллективный выбор, он личный.

– Привычка к насилию, которая возникает у военных, как долго сохраняется?

– Сохраняется довольно долго. Важно, с какой скоростью человек может перестроиться с военных на мирные рельсы.

Примерно у 20% будет то, что называется посттравматическое стрессовое расстройство. Этим людям нужно помогать. Общество должно об этом позаботиться. Насколько я знаю, это уже проговаривается и в Министерстве здравоохранения, и в Министерстве обороны, что необходимо выстроить службы психического здоровья, помогающие участникам боевых действий.

Мы были не готовы обсуждать эту проблему во время Афганистана, плохо готовы после Чечни. Но сейчас готовы намного лучше. Но очень часто военные отказываются понимать, что с ними. Я очень хорошо помню одного военного, который говорил – «нечего мне говорить про какие-то там ПТСР, я сам справлюсь» и дальше перечислил все симптомы, по которым ставят диагноз.

– А самому возможно справиться с ПТСР?

– Многие справляются. Просто это сложнее, легче сорваться. Некоторые начинают прибегать к дурацким способам – алкоголизация, наркомания. Зависимость от лекарств. Но лучше обращаться либо к психологу, либо к психиатру.

Воинский подвиг

Почему растет агрессия в обществе

– Есть мнение, что мужчины склонны к насилию биологически. И в мирной жизни они идут в рискованные занятия или виды спорта – охота, бокс. А военные действия раскрывают этот заложенный потенциал.

– Я согласен с последним утверждением. Военные действия раскрывают потенциал. Мирные люди обнаруживают, что они могут быть хорошими солдатами, офицерами. Но утверждение насчет мужчин очень смелое. Сейчас так много женщин рвется в мужские виды деятельности – армию, полицию, а также в рискованные виды спорта. Входишь в академию МВД – одни женщины.

– Агрессия заложена в биологической природе человека? Почему человечество не может отказаться от насилия, от агрессии?

– Агрессия имеет биологические причины – захват территории. При этом как в животном мире, так и у человека. Нужно больше территории для добычи пропитания. Здесь все съели – пошли дальше, а там уже занято. Нужно захватывать. Такой захват биологически обусловлен – нужно кормить своих.

Также есть оборонительная агрессия. На нас нападают – мы должны дать отпор? Должны. Поэтому агрессивность всегда присутствовала в человеке. Человечество без агрессивности подозрительно.

Но всегда были определенные правила поведения – как контролировать свою агрессию. Все племена, а потом уже и государства над этим работали. Бандитов можно в пираты. Можно в острог куда-то ссылать на какое-то время, в армию призывать. Нужно найти русло, где можно использовать эту самую агрессию.

Когда мы стали все более и более миролюбивые с XIX века – это спорт. Пожалуйста, занимайтесь. Общество канализирует виды деятельности для того, чтобы агрессивные люди приспособились. Не всегда удачно, скажу прямо. К этому добавляется социальная ситуация, и то, как она меняется.

И в этом смысле агрессия – индикатор личного и социального неблагополучия. Когда в стране оптимизм и все хорошо, насильственные преступления сокращаются. Когда плохо, они растут.

Точно также это работает индивидуально. Когда человек плохо себя чувствует, он раздражен, агрессивен, готов ругаться, как только ему лучше, он становится более-менее приемлемым. Есть работы, которые показывают, как растет агрессивность в жару. Бунты происходят в жаркие дни. Например, исследование 1989 года «Температура и агрессия» Андерсона.

– В России в последние годы росла агрессия в обществе?

 – Если брать 90-е, то она просто зашкаливала. Начиная с 1990 года убито больше 30 тысяч человек и примерно такое же количество пропавших без вести. У нас преступность и количество суицидов начали

Дальше наступил ковид, насильственная преступность еще сильнее упала. Если нет людей на улице, то насилие становится в основном домашним. Но оно не фиксировалось официально. Только если убийство. Уличная насильственная преступность почти исчезла. Во всех городах мира – одно и то же.

«Включаешь телевизор после шутинга – говорят только о преступнике»

– А шутинги в школах, которые практически каждый год у нас происходят. Они не индикатор агрессии в обществе?

– Это индикатор слабости служб психического здоровья, к сожалению. Потому что все [агрессоры] были либо на приеме у врача, либо лечились у психотерапевта. Плюс влияние средств массовой информации. СМИ делают из этих шутеров героев. Включаешь телевизор после шутинга – говорят только о преступнике. У нас был ижевский стрелок, пермский, казанский. Но это все нельзя объяснить тем, что их травили, довели и прочее.

– Травля не может привести к такой реакции?

– Может, но только скорее всего будут убиты те, кто его травил. А убивает такой человек всех подряд. Это другая закономерность. Несколько дней все каналы и газеты рассказывают про этого убийцу. Он становится героем. Вместо него нужно рассказывать про школьников, про учителей, которые помогали друг другу во время нападения.

Американцы начали первые – в 1927 году у них была первая стрельба в школе. Я читал прошлогодние отчеты американцев, они проанализировали несколько десятков нападений на школы. И их исследования говорит, что в первую очередь таких подростков должны выявлять службы психического здоровья.

У нас винят врача, который прошляпил. Но у нас так выстроена система психологической и психиатрической помощи подросткам, что заметить стрелка практически невозможно. Школьный психолог не имеет права работать по-настоящему. Потому что у него диплом называется «педагог-психолог». Он может читать про депрессию, но выявлять ее не может. Может родителям сказать: «Обратите внимание на вашего ребенка». И все. А нужен клинический психолог.

• < Назад
• Вперёд >