Национальная травма

– Мы сейчас наблюдаем в новостях очень много насилия, смерти. Как это повлияет на общество? Возможна национальная травма?

– Национальная травма будет у проигравших. Нет общего правила для победителей и побежденных. У побежденных травма сильнее. Чем лучше подготовлены войска, тем меньше посттравматика. Профессиональные военные лучше, чем менее профессиональные. На участниках Чеченской войны было показано – у специально подготовленных частей в пять раз реже обнаруживается посттравматический синдром.

– Все сейчас пронизаны страхом. Будут ли для нас последствия страха и стресса, который мы переживаем?

– Я надеюсь, люди станут немного умнее. А чего люди боятся?

– Ядерной войны, например.

– Это же вещи, которые подбрасывают СМИ. Ясно же, что ядерная война бессмысленна. После Чернобыля пострадали и Украина, и Россия, и Белоруссия. Были люди, которые страдали от этих ядерных остатков в Грузии.

– Ну, это если логически мыслить. У многих логика сейчас отключена.

– Нужно включать логику. Потому что если нет логики, то все дозволено, можно уйти вразнос.

Да, ковид сильно ударил по мозгам. Наши исследования показали, что критическое рациональное мышление уходит, на первый план выходит эзотерическое, религиозное, суеверное. У большого количества населения запрос на чудо.

Вот именно поэтому в 90-е годы у нас были все эти секты. И сейчас мы можем ожидать, что снова появятся тоталитарные секты. Когда люди сильно бояться, голову пеплом посыпают, то готовы пойти за любым вожаком.

– Агрессия не будет расти в обществе в связи с потерей способности логически мыслить?

– Должна немного подрасти.

– Считается, что многим присуще когнитивное искажение – мир справедлив…

– На самом деле это базовая характеристика человека. Все люди в разговоре могут обсуждать, что мир, конечно, несправедлив, будь реалистом, но внутренний стержень держится на этом – мир справедлив.

Собственно говоря, посттравматика построена на том, что три базовых составляющих рушатся – «мир справедлив», «я хороший», «мир предсказуем». Когда происходит какое-то стрессовое событие, то эти три базы рушатся. Жизнь не прогнозируется, я не хороший и мир не справедлив. И в этом весь парадокс – подсознательно, где-то там в глубине, мы верим, что мир справедлив.

– А когда больше трех этих столпов у человека нет, что с ним происходит?

– Он растерян, он в поисках. В поиске быть плохо. И самые простые поиски – найти гуру. В 90-х все базовые характеристики – индивидуальные и коллективные – рухнули. Одной части населения объяснили, что никакой коммунистической партии нет и эта идея абсурдна, взамен ничего; другой – что все, что ты делал – зря. Ты зря учился, работал, получал ученые степени. Это больше не нужно. И в ситуации этой тотальной растерянности любой может начать проповедовать. Люди в школе учатся 11 лет, и вдруг появляется человек, который говорит: «Я из мертвых всех верну». И верят.

«Нужно только указать на врага»

– Вы говорили в одной из лекций: «Огромное количество людей уверены, что они беспомощны. Этих людей превратить в толпу погромщиков элементарно». Как это психологически происходит?

– Люди, которые растеряны, у которых рухнула картина мира – они не очень хорошо представляют, что делать. Поэтому любой, кто появляется и говорит: «Я знаю, кто виноват», – и направляет их, будет выслушан и воспринят серьезно. И дальше только осталось подставлять – виноваты рыжие, женщины, кто угодно…

Самое паршивое, что врага находят как правило в соседе. Что правильно по логике. Обиде, ярости нужен выход. До соседа удобно дотянуться.

Это было в нашей стране. Что творилось после революции и в 30-е годы… Это же не один человек сверху приказал что-то. Какое количество людей готовы были писать доносы! Ах, вот кто виноват, что у меня жизнь такая! Наконец-то этот враг нашелся. Всегда появляются люди, которые вам назовут врага. Все это подхватывается и начинает раскручиваться.

– Это та причина, по которой возникает Холокост, геноцид в Руанде, Сребреница? Почему люди начинают внезапно убивать соседей?

– Потому что им сообщили, что соседи виноваты во всех их бедах. Накапливается определенный уровень агрессии внутри, который нужно только направить. У нас сейчас есть исследования о погромах в черте оседлости в Российской империи. Основной вектор – это как правило происходило в не очень урожайные годы, экономически тяжелые, возникал вектор против ростовщичества. А дальше уже это раскручивалось больше и больше.

– Есть ли какой-то триггер у человека, последний рубеж, который падает и человек от спокойного пассивного состояния переходит к агрессии, насилию и далее к убийству соседа? – Такого четкого триггера нет. В первую очередь угроза вашему «я». Это может быть угроза реальная. Огромное число семейных убийств – это когда жены убивают мужей. Перед этим муж избивает неоднократно. И когда он приходит в очередной раз с той же самой пьяной победной песней, его на опережение убивают.

– А как быть с Холокостом?

– Разыгрывалась карта угрозы национальности. Большую роль сыграло то, что Германия была бедной, закомплексованной после войны. Я говорил, что у победителей одна психология, а у побежденных другая. Германия проиграла в первой мировой. Российская империя – в Русско-японской войне.

Германия все национальные проблемы после поражения в конце концов свалила известно на кого. В России фрустрацию от поражения можно подверстать под переворот 1917 года. Но в 20–30-е годы еще была злоба против всех буржуев. И она во многом связана с тем, что мы проигравшие. А после 1945 года у нас социальный оптимизм, мы живем все лучше и лучше. А вершина ненасильственной преступности – 60-е годы. Когда социальный оптимизм был реализован – в каждом городе по Черемушкам, люди разъезжаются по квартирам. Ни кто-то там по радио сказал, а реальность.

• < Назад
• Вперёд >