«Монастырь, его устав, ритм, послушания меняют личность»

– Как Вы относитесь к откровению помыслов? Практикуется ли оно в Ниловой пустыни?

– Эта практика была утеряна давно, в связи с тем, что монастыри были закрыты, институт старчества практически исчез. Есть ли вообще сейчас старчество? Может быть, где-то есть, но скорее в тех монастырях, где не было такого разорения, где не прерывалась связь послушника и старца, старца и послушника, где есть истинные монахи-подвижники. Откровение помыслов у нас есть, братья открывают духовнику свои помыслы, мысли, но это все-таки не какая-то непреложная традиция, – так пока сказать нельзя. Этому еще учимся, опытно приходим к такой практике. Однако, безусловно, в духовной жизни, особенно во внутреннем внимании к себе, в духовной брани откровение помыслов необходимо, предотвращает искушения, делает свободным ум, и в сердце воцаряется мир.

– Беседы с братьями Вы проводите?

– Да, конечно, но это, как правило, не «общие собрания». Рядом с моей кельей есть исповедальня, и те, кого волнуют какие-то вопросы или просто нужно пообщаться, приходят ‒ по одному, по два, как получается.

– А какой сейчас состав братии, пополняется ли молодежью?

– Да, молодежь появляется. Но чаще приходят люди, уже прожившие полноценную жизнь в миру, много повидавшие и задумавшиеся о вечности – осознавшие, что душа все-таки важнее всего.

Я-то пришел совсем молодым, но это было точно по воле Божией. Таинство Крещения, которое я перед этим принял, было чем-то необъяснимым, не знаю, как это назвать ‒ состоянием счастья, блаженства, мира, любви, – я просто летал. И, как уже говорил: появилась уверенность, что теперь должен жить по заповедям Божиим. А когда стал понимать, что заповеди ой как трудно исполнить в миру, подумал: нет, пойду в монастырь и там буду учиться жить по-христиански. На тот момент приходило уже понимание, что именно в монастыре это будет возможно. Когда читал первые книги – о преподобном Серафиме Саровском, о ранних великих подвижниках преподобных Антонии Великом, Макарии Египетском, Пахомии Великом, – буквально заливался слезами: я хочу вот этой жизни!

Возвращаясь к сегодняшней ситуации, – да, молодые приходят, и это нас радует. Нелегко бывает с теми, вновь прибывшими, восхотевшими монашества, уже закаленными мирской греховной жизнью. Им и самим нелегко выжечь из себя себялюбие, самомнение, гордость, и нам непросто. Но мы смиряемся, учимся принимать человека таким, какой он есть. Стараемся советами, добрым примером помочь ему справляться с его страстями, изменить его мирское мышление, искаженные представления о вере, христианстве, монастырской и монашеской жизни. Многое, что не получается исправить с нашей помощью, приходится оставлять на волю Божию. Господь Сам исправляет человека, если сердце открыто Богу и есть желание изменить свою жизнь. Монастырь всему учит, его устав, ритм, послушания, конечно, меняют личность. Для зрелых возрастом людей все происходит непросто. А вот молодому, лет двадцати, это легче дается. Могу судить по себе.

– Но ведь нынешние двадцатилетние очень отличаются от Вашего поколения…

– Отличаются, безусловно. Они много чего нахватались внешне привлекательного в мирской жизни, и мир продолжает их завлекать большим количеством приманок. Приходится много общаться, разговаривать, объяснять, чтó неполезно, греховно… И тот, кто пропускает это через свое сознание, сопоставляет эти два мира – греховный и духовный, выбирая последний ‒ тот остается. И уже более твердо стоит на намерении посвятить свою жизнь Богу. А некоторых все же эти приманки возвращают в мир.

– А есть такие, кто, например, уже чему-то поучились в духовном плане, имеют какое-то образование, и это порождает амбиции: я лучше знаю, сам готов учить…

– Да, такое бывает. Когда послушника, уже много узнавшего о монастырской духовной жизни, облачают в иноческое одеяние, случается такое – для него все авторитеты вдруг пропадают. Он всех начинает учить «по святым отцам». Но жизнь потом всё расставляет на свои места, ведь монастырь всему учит. Тот, кто пытается возноситься, не слушает духовника и старшую братию, – впадает в нерадение, самомнение, страсти. Кто-то затем смиряется, врачуя душевные раны искренним раскаянием, исправлением себя, а кто-то и уходит, оставаясь в убеждении, что просто попал в «неблагодатное» место. Потом, как правило, выясняется, что другого спасительного места он не нашел, и более того, женился и совсем вернулся в мир.

 – Как Вы относитесь к тому, что монашествующих сейчас благословили получать богословское образование?

– Положительно. Всецело это поддерживаю! У меня самого была дилемма: либо в монастырь, либо в семинарию. И я даже склонялся к семинарии. Я вообще всегда любил и люблю учиться. Но получилось так, что дали благословение в монастырь, и уже потом, будучи здесь, я получил заочно семинарское образование.

Часто приходится видеть, что мирские люди, приходя в монастырь, всех, кого видят в черных одеждах, считают «отцами», идут на контакт с меньшей новоначальной братией, продолжительно общаются, просят совета. И наши новоначальные иноки, или даже послушники, начинают вещать, давать духовные наставления, советы… Иные из братии просто сами напрашиваются на разговор, ищут, кого уловить, чтобы «наставить духовно»… Это порочное явление в монастыре. Приходится разъяснять, что такое общение с мирянами возможно только по благословению священноначалия, что ответы можно давать только краткие, опираясь на Евангелие, учение Православной Церкви, и перенаправлять людей к старшей братии.

А происходит это потому, что многие пришедшие в обитель и ставшие на путь монашеской жизни, крещенные с детства или в сознательном возрасте, не воспитывались в настоящей верующей и образованной православной среде. Вот и получается, что в монастыре, с получением богословского духовного образования, мы научаемся жить осмысленно, с приобретенными знаниями о вере и по-настоящему христианской жизни.

Вспоминая себя, скажу, что я начал общаться, беседовать с паломниками, только когда меня рукоположили. А до этого понимал, что ничему научить не могу, и ничего посоветовать не вправе, потому что надо многому еще учиться самому.

– У вас на территории монастыря есть дом, где живет небольшая женская община ‒ пожилые монахини, которые помогали восстанавливать монастырь. Они ведь тоже находятся под вашим окормлением?

– На самом деле это не совсем правильное явление. Еще в давние времена на Соборе 1503 года решили, что мужские и женские монастыри должны существовать отдельно. Но здесь так получилось. В первоначальный период в монастыре было мало насельников, каждый нес по несколько послушаний. И эти женщины, приезжая как паломницы, по сути, исполняли служение как диакониссы, много помогали монастырю во всем, что могли делать женские руки. Работали на огородах, на заготовках, в монастырских лавках и вообще там, где нужно было общаться с мирянами, потому что братия часто уклонялись от таких послушаний. А потом они состарились, и митрополит Виктор, бывший священноархимандритом нашей обители, благословил им постриг, чтобы они доживали здесь, сколько им отпущено. У многих уже нет никаких связей с миром, с семьями, квартиры давно отданы родственникам, а те не горят желанием принять их к себе…

– Конечно, они у нас исповедуются, причащаются, не остаются без духовного внимания. Была мысль открыть женскую монашескую общину где-то поблизости и этих сестер определить туда. Но в свое время этого не случилось, а сейчас мы приняли ситуацию как есть.

– В монастырь в мае этого года назначен новый наместник. Как по-Вашему, будет ли что-то меняться, есть ли какие-то планы?

– За 30 лет существования обители у нас, конечно, сложились определенные традиции, сформировались строй и устои монашеской жизни. Есть братия, которая подвизается здесь с самого начала возрождения. Вновь приходящих молодых мы поддерживаем в их стремлении к монашеству, направляем. И я думаю, все так и будет продолжаться.

 ***

На этом можно было бы завершить нынешний рассказ об иеромонахе и земледельце отце Фаддее из Селигерской пустыни преподобного Нила. Но хочется вспомнить еще один эпизод прошедшей конференции. Точнее – прощального праздничного обеда в честь ее участников. Было произнесено много теплых благодарных слов, радушно отметили всех, кто выступил с докладами, представил свою продукцию или как-то иначе внес вклад в общее дело. А когда слово взял отец Фаддей, он неожиданно сказал, что сейчас познакомит всех со своим учителем и наставником в профессии агронома, научившим его по-настоящему любить землю. Поднялась пожилая женщина и просто сказала: «Это я». А потом в нескольких словах, по-матерински сердечно рассказала, как, будучи главным агрономом и руководителем хозяйства на Селигере, в 90-годы буквально спасала от голода насельников только что открытого монастыря. Отец Фаддей же, по словам Валентины Александровны, всегда обладал «настырностью» в своем стремлении сделать то, что никогда еще не делалось. И – безграничной любовью к земле. Обо всем, чего он добился за эти годы в Ниловой пустыни, «можно книгу написать». Этому рассказу вторили признания ученых агрономов, говоривших о ценном опыте, который они получают в обители, и даже о том, что нынче «наука перемещается в монастырь».

…Совмещать служение и работу на земле непросто. Когда душа стремится к небу, думать одновременно о посадках и о том, как ухаживать за растениями… Но Бог дает силы, посылает учителей и помощников. А винограду в обители – самое подходящее место, виноград – божественная, евангельская культура. Как говорит отец Фаддей: «Возделывание винограда открывает двери к науке о возделывании души».

Беседовала Елена Володина

Фото: сайт Нило-Столобенской пустыни

18 октября 2022

 

Источник: "Монастырский вестник"

Владимирская (Селигерская) икона Божией Матери

ИКОНА ДРЕВО ЖИЗНИ — ЗНАЧЕНИЕ, ИСТОРИЯ, О ЧЕМ МОЛЯТСЯ ПРЕД НЕЙ

Икона Христос Виноградная Лоза

Икона Божией Матери «Спорительница хлебов»

Чаяние духовности

Молитвы для земледельцев.

Преподобный благословил сажать деревья

• < Назад
• Вперёд >